Несмотря на то что Гинзбург, родившись в самом начале XX века, начала свою деятельность в 20-е годы, она стала широко известна только в 80-е годы – прежде всего, как автор «Записок блокадного человека» (вышли в журнале «Нева» в 1984 году), которая переведена на английский, французский, испанский, нидерландский и шведский языки. Между тем в интеллигентских кругах ее работы были популярны уже с конца 60-х – начала 70-х годов.

Гинзбург родилась в Одессе. В 20 лет она уехала в Петроград, вскоре ставший Ленинградом. Здесь она и прожила всю оставшуюся жизнь. Ее колыбелью стал Государственный институт истории искусств (ГИИИ), учителями – ученые-формалисты, прежде всего Юрий Тынянов и Борис Эйхенбаум. Окончание института (1926) совпало с двумя параллельными событиями: внешними, государственными гонениями на формализм и внутренним кризисом самого метода. Сложившуюся ситуацию Гинзбург не раз описывала в разных ракурсах.

Тридцатые годы были тяжелым временем и для филологии. После закрытия ГИИИ Гинзбург работает на рабфаке, переживает арест (к счастью, короткий), перебивается случайными заработками. Тем не менее она становится членом Союза писателей (и получает возможность нигде не служить), в 1940 году публикует первую литературоведческую книгу – «Лермонтов».

Блокаду Гинзбург переживает в Ленинграде. Потом участвует в издании собрания сочинений Герцена, публикует еще одну монографию – «Творческий путь Герцена» (1957), получает (без защиты) докторскую степень.  По словам филолога Ирины Паперно, Гинзбург-литературовед представила «Былое и думы» как ключевой для формирования русского исторического сознания текст и как продукт группового этого первых русских интеллигентов-гегельянцев 1840-х годов.

Ренессанс наступает в 60-е. За полтора десятилетия появляется филологическая трилогия – «О лирике» (1964), уже упомянутая «О психологической прозе» (1971), «О литературном герое» (1979), – благодаря которой Гинзбург оказывается в первом ряду современных литературоведов. Ее замечают в Москве, привечают в Тарту, в Ленинграде же вокруг нее складывается дружеский круг из старых друзей и молодых поклонников, в который входили Андрей Битов, Александр Кушнер, Яков Гордин.

Хотя в обширном наследии Лидии Гинзбург нет ни одного романа, многие исследователи считают, что она никогда не была в прямом смысле литературоведом (слово, которое сама она недолюбливала), но что все ее книги представляют собой большой многотомный роман.

Сама Лидия Гинзбург, а также поклонники и исследователи ее творчества много размышляли о том, как определить тот жанр, в котором она работает. Написанное ею нельзя отнести к таким устоявшимся жанрам как рассказ, роман, повесть, дневниковая запись или эссе.

В итоге чаще всего этот жанр определяют как «промежуточная проза». Именно этим термином сама Гинзбург определяла произведения Герцена, говоря, что «историко-литературные работы удаются, когда в них есть второй, интимный смысл».

«Моя тема: как человек определенного исторического склада подсчитывает свое достояние перед лицом небытия», – Лидия Гинзбург. – С очень и очень многими я могу, сохраняя ощущение их превосходства, разговаривать о политике, о жизни и смерти, об общих знакомых, о добре и зле. Только бы они не заговаривали о литературе… Это не снобизм, это профессиональная щекотливость; притом щекотливость вредная, потому что литература если не пишется, то печатается для людей, и еще потому, что поучительно вплотную наблюдать за реакциями пресловутого и искомого массового читателя, – но у меня на это не хватает нервов. Надо будет начать тренировать себя, что ли!»

 Старость ее была счастливой. Она увидела свои книги опубликованными не только на родине, но и на Западе, до последнего дня была окружена людьми, ее обожали и высоко ценили молодые литераторы.

Смерть Лидии Гинзбург, которая наступила 17 июля 1990 года, подвела черту под судьбой трудной, но состоявшейся по самому высокому счету.

Между тем осознание оригинальности и масштаба фигуры Лидии Гинзбург, изучение ее наследия и роли «свидетеля XX века» началось в России только в 2000-е годы.