При жизни Аполлон Александрович Григорьев был известен как литературный критик и мемуарист. Его поэзию едва ли не первым оценил Александр Блок, а исследователи закрепили за Григорьевым титул последнего русского романтика.

Аполлон Григорьев был незаконнорождённым сыном титулярного советника и дочери крепостного кучера. По темпераменту он был меланхолик. Родители постоянно упрекали мальчика за сделанные и несделанные шалости, и без родительского тепла сын искал поддержки других взрослых, убегал в сарай или на кухню. Там он был под впечатлением суеверий и преданий дворовых. Дед, дальний родственник, живший у них в мезонине, читал священные книги и рассказывал с полной верой истории о мертвецах и колдунах. Поэтому же Аполлона рано увлёк Гофман. Среди дворни он пережил светлое время детства, знакомое каждому. Мальчик видел все грани той жизни, «всего блуда, пьянства и безобразия» — здесь это было в порядке вещей.

Поступая на юридический факультет Московского университета, Аполлон верил, что, став учёным, оправдает надежды родителей, обретёт самостоятельность от их авторитета. Вся его жизнь превратилась в учёбу, если не считать занятий поэзией. Он заучивал конспекты наизусть, заставил себя стать поклонником популярной, но чуждой ему философии Гегеля, презирающего чувство и превозносящего логический разум. В 1842 году Григорьев окончил курс лучшим. Но психика не выдержала: началась тяжёлая депрессия. Когда Аполлон работал университетским библиотекарем, его мысли были далеко, и он раздавал книги, не регистрируя выдачу. То же самое повторилось и с местом секретаря Совета университета, где Григорьев ни разу не вёл протоколов заседаний. В обоих случаях промахи ему сошли с рук — спасли симпатии профессоров. Пережив неразделённую любовь к Антонине Корш, в феврале 1844-го он уехал в Петербург искать забвения от душевных страданий.

Здесь Аполлон работал сначала в Управе благочиния, потом в департаменте Сената — и отовсюду ушёл. Всякий строгий распорядок переносил очень болезненно, искал утешения то в масонстве, то в фурьеризме. В конце концов поэт нашел приют у Василия Межевича, редактора театрального журнала «Репертуар и Пантеон», который за долгими беседами убедил молодого человека в том, что надо отказаться от прежних амбиций, которые абсолютно не отвечают его природе, а отдаться на волю Божью и ждать, куда вынесет река жизни. В 1847 году Григорьев вернулся в Москву, устроился учителем законоведения в Александрийском сиротском институте и женился на Лидии Корш — родной сестре юношеской любви.

Все шло размеренно и скучно, пока Аполлон не познакомился с молодым Александром Островским и его весёлой и добродушной компанией, которая прочно ассоциировалась со временем детства. В приличном обществе участники кружка были застенчивы и неловки, но в кругу близких становились разговорчивы, остроумны и интересны. Пьянство соединяло всех.

В 1851 году они образовали в журнале «Москвитянин» так называемую «молодую редакцию» под эгидой самого Григорьева, занимавшуюся литературой, в то время как старая редакция, возглавляемая издателем Михаилом Погодиным, занималась наукой и политикой. За пять лет работы в «Москвитянине» Григорьев написал более 80 статей. Но идеи «молодой редакции» в обществе остались практически незамеченными. Григорьев в силу своего антирационального характера писал спонтанно и никогда не структурировал текст. Статьи получались неясными и запутанными.

Весь 1859 год Аполлон писал в журнале «Русское слово», пытаясь передать публике сокровенные мысли и образы, обретённые им за два предыдущих года за границей. Во всех 22 статьях речь была о Красоте — таинственной силе, способной перевернуть мир. Но в то время, когда готовилась отмена крепостного права, обществу не было дела до эстетики. Статьи Григорьева сильно правили редакторы, и он ушёл из журнала.

С января 1861 года Аполлон Григорьев начал работать в журнале Михаила (старшего брата) и Фёдора Достоевских «Время». Участники издания называли себя почвенниками, ратовали за самобытный исторический путь России, считали, что начинать общественные преобразования можно только тогда, когда дворянство, воспитанное по западным меркам, сможет понять и принять картину мира простого народа. Они полностью отвергали всякие насильственные методы обеспечения прогресса и бились за христианские идеалы. Здесь Григорьев нашел людей, которые не отмахнулись от него, а приняли и дали писать так, как писалось. И Аполлон, пусть ненадолго, стал генератором идей и душой журнала. Именно он заронил в душу Фёдора Михайловича две идеи — о том, что красота спасёт мир, и о том, что ни западники, ни славянофилы не смогли понять сущность русского народа. Он не туп, но и не свят, его не надо вести силой по дороге западного прогресса, но и не надо умиляться его патриархальным пережиткам. Русский народ двуедин (у Достоевского — «всепримиряющ») и может принять западную культуру без отречения от собственной. Это было твёрдым убеждением Аполлона, подтверждённым личным опытом. И был ещё человек, подтверждающий в глазах Григорьева правильность этой мысли, — это Пушкин. В нём было всё лучшее от Запада и всё лучшее из России. Именно поэтому Пушкин — наше всё. И об этом скажет Достоевский в 1880 году в знаменитой «Пушкинской речи».

Чем больше писал Григорьев, тем больше росла его непопулярность. Фёдор Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Григорьева не разрезаются, дружески предложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким путём привлечь внимание к своим статьям.

После ухода супруги и неудачной работы в Оренбурге учителем словесности Аполлон Григорьев снова сотрудничал в журналах, но знавшие его отмечали, что Григорьев стал каким-то потерянным и равнодушным. Это был надломленный человек, всегда находящийся под воздействием алкоголя; уже было пропито всё имущество, его дважды выкупали из долговой тюрьмы. Он начал писать интереснейшие воспоминания, но успел рассказать только о детстве. 7 ноября 1864 года Аполлон Александрович Григорьев умер от инсульта.

Стихи Аполлона Григорьева https://www.culture.ru/literature/poems/author-apollon-grigorev