Игорь Маркович Ефимов родился в Москве. В год рождения сына отец, разведчик-нелегал, был репрессирован. Семья была выслана в Рыбинск, после войны поселилась в Ленинграде.
Вот выдержка из интервью Игоря Ефимова, которое он давал в 1998 году на
«Радио Свобода»:
– Наш ленинградский кружок был теснее, мне кажется, чем московские круги. В Москве слишком много было литературных соблазнов, там было гораздо легче печататься, поэтому был соблазн что-то сделать и пойти на какие-то уступки. И атмосфера была либеральнее. В Ленинграде моё поколение было окружено такой непроходимой безнадёжностью, что можно было даже не стараться серьёзные вещи показывать… И был писатель в Ленинграде, которого необычайно высоко ценили и до сих пор ценим не только я и [Владимир] Марамзин, но и Андрей Битов… Его звали Генрих Шеф. Это писатель кафкианского направления и, я бы сказал, кафкианского уровня… Он оставил очень большое наследие, там около тысячи страниц. Это был писатель чувствительности такой, что он нормальнее всех прореагировал на советскую ситуацию – он сошёл с ума. У него началась настоящая мания преследования, он прожил с ней последние годы и покончил с собой. Но вот сила и пронзительность его писания для нас всех, хотя стилистически он был очень скуп, но это все равно неповторимая стилистика и неповторимая острота отчаяния. И, конечно, Бродский.
– Был ли интересный тамиздат в Ленинграде 60-х – начала 70-х годов?
– Да, он был, и мы его жадно искали. Сейчас трудно хронологически припомнить, что доходило когда. Конечно, Набоков. Набоков пришёл к нам из тамиздата, это было одно из сильнейших открытий в русской литературе для нас, оно задело и увлекло очень многих… Довлатов, например, приходил за книгами, которые попадали ко мне из-за рубежа, прямо как в библиотеку ходят. И все это было у нас окружено жалкой доморощенной конспирацией. Он звонил или другой читатель, и говорил: «Игорь, я у вас брал десять рублей, хочу зайти». Но потом я как-то взорвался и сказал: «Слушайте, придумайте какой-то другой повод, потому что я готов ещё сесть за тамиздат, но за содержание тайного банка садиться совершенно не желаю».
В литературу Игорь Ефимов вошёл в начале 1960-х годов как детский прозаик и быстро приобрёл известность. Сам он возлагал большие надежды на роман «Зрелища», рукопись которого напечатать никто не решился. В 1978 году после эмиграции Ефимова в США стало известно, что философские труды «Практическая метафизика» и «Метаполитика», напечатанные на Западе под псевдонимом Андрей Московит, написал он.
В Соединённых Штатах Игорь Маркович сначала работал редактором в знаменитом издательстве «Ардис», а после вместе с женой создал собственное, под названием «Эрмитаж» (Hermitage Publishers). В нём вышли «Дневники и письма» Троцкого, проза Сергея Довлатова, стихотворные сборники Льва Лосева, избранная проза Георгия Иванова; новые романы, исторические исследования и сборники статей самого писателя. Выпускал «Эрмитаж» и книги на английском языке – переводы, учебники для студентов, изучающих русский язык.
В постсоветской России перепечатали почти все книги Игоря Ефимова. Три его романа – «Не мир, но меч» (1996), «Суд да дело» (2001) и «Новгородский толмач» (2003) были первоначально опубликованы в журнале «Звезда». Там же был напечатан его новый философский труд «Стыдная тайна неравенства» (отдельной книгой вышел в Москве в 2006 году). В 2005-м вышли воспоминания Ефимова об Иосифе Бродском «Нобелевский тунеядец», а в 2006-м – роман «Неверная». Пять книг Ефимова изданы в Америке в переводе на английский, его книга об убийстве президента Кеннеди в 2006 году была переведена и опубликована во Франции.
Иосиф Бродский писал: «Игорь Ефимов продолжает великую традицию русских писателей-философов, основоположником которой можно считать Герцена… „Седьмая жена“ – абсолютно блистательный плутовской роман… переполненный сатирой, лиризмом, напряжённым действием, который мчится… на ошеломительной скорости через Америку и Россию».