В честь девы, милой сердцу и прекрасной, 

— И слышится начало песни! – но напрасно! 

— Никто конца её не допоет!..  

Автор этих строк — великий поэт России Михаил Юрьевич Лермонтов, день памяти которого мы отмечаем 27 июля, а этот благодатный, вдохновляющий, внушающий какую-то высшую надежду звук связан с молодой женщиной, воплощением земной красоты. 

Принято считать, что отношения у Лермонтова с женщинами были сложными: одни не подходили его тонкой романтичной натуре, у других он не вызывал ответного интереса. Но Лермонтов, как никто другой, за свои 27 лет жизни знал счастье и трагедию, блаженство и дисгармонию земной любви, и полагаемые ею пределы, и примешанные обиды, и роковые разочарования. Ведь не зря же друг Лермонтова, поэтесса Евдокия Ростопчина, перед последним расставанием с ним 27 марта 1841 года в стихотворении «На дорогу!», посвящённом поэту, назвала его богомольцем красоты. 

Как всякий юноша, Лермонтов не один раз пережил состояние влюблённости. «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду?.. Я тогда ни об чём ещё не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая. Это была истинная любовь. С тех пор я ещё не любил так». В 15 лет юноша будет пытаться осмыслить и выразить свои переживания, рождённые влюбленностью в 18-летнюю Екатерину Сушкову, или, как её называли в лермонтовском кругу, «мисс Блэк-айз» от невероятно черного цвета глаз.

 Сушкова была старше Лермонтова на 2,5 года. И она ни во что не ставила «косолапого Мишеля». Она смеялась над ним, над его стихами, над его влюбленностью. Сушковой нравилась роль светской львицы. Петербургская щеголиха, которая учит уму-разуму мальчика в детской курточке. Он был для неё пажом, носил зонтик, перчатки, подавал пальто… Она для него была королевой. 

Такой любви нельзя не верить, 

Мой взор не скроет ничего; 

С тобою грех мне лицемерить, 

Ты слишком ангел для того. 

Желая повелевать Лермонтовым, Катенька сама вскоре попадётся в любовные сети. Прошло всего несколько лет. «Если я начал за ней ухаживать, это не отблеск прошлого. Вначале – развлечение, а затем, когда мы поладили, стало расчётом». Лермонтов теперь видел её насквозь. Он до-бился от Сушковой признания в любви, и тем самым она была скомпрометирована. Лермонтов пишет Сушковой анонимное письмо, которое привело к разрыву. 

Полной противоположностью отношений с Катишь Сушковой ста-нет любовь к милой, умной, обаятельной девушке, дочери московского драматурга Фёдора Иванова — Наталье Ивáновой. 

Она была прекрасна, как мечта Прекрасна! 

Я горел, я трепетал 

Когда кудрей, сбегающих с чела, 

Шёлк золотой рукой своей встречал.  

Я был готов упасть к ногам её 

Отдать ей волю, жизнь, и рай, и всё… 

33 стихотворения посвятил поэт Наталье Ивановой. Однако Наташе к этому времени было уже 18 лет. Она девица на выданье, этакий московский розан, который её маменьке не терпелось сбыть в хорошие руки. С этой иллюзией Лермонтов расставался куда мучительнее, чем с декоративной байроновской влюблённостью в мадмуазель Сушкову.  

Осенью 1831 года во время поездки в Симонов монастырь Лермонтов познакомился с Варварой Лопухиной, сестрой своего друга Алексея, и, судя по всему, влюбился сразу же. Она была любимицей и душой общества, нежной, мечтательной, переменчивой. Через месяц появилась запись в дневнике поэта: «Вчера я ещё дивился продолжительности моего счастья. 

Кто бы подумал, взглянув на неё, что она может быть причиною страдания?» 

Но, увы, вскоре Лермонтов переезжает в Петербург, и их роман останется только в прекрасных стихах. 

Но свои чувства к Вареньке поэт сохранит на всю жизнь. 

У ног других не забывал 

Я взор твоих очей; 

Любя других, я лишь страдал 

Любовью прежних дней; 

Так память, демон-властелин, 

Всё будит старину, 

И я твержу один, один: 

Люблю, люблю одну!

 Последней женщине в своей жизни, 

Екатерине Быховец, он прямо признавался, что она для него — лишь напоминание о Лопухиной: 

Когда порой я на тебя смотрю, 

В твои глаза вникая долгим взором, 

Таинственным я занят разговором, 

Но не с тобой я сердцем говорю. 

Я говорю с подругой юных дней. 

В чертах твоих ищу черты чужие, 

В устах живых, уста давно немые 

В глазах огонь, угаснувших очей. 

После смерти Лермонтова на дуэли Варвара Лопухина, уже Бахметева в замужестве, тяжело заболела, нервы её были расстроены, она вынуждена была провести около двух недель в постели. Домашние относили это расстройство к смерти Мишеля. 

У Лермонтова были и страстные привязанности, и друзья, и приятельницы, и были женщины, сыгравшие роковую роль в его судьбе. Лермонтовым была увлечена сама императрица Александра Фёдоровна. Она очень ценила его ум и талант и желала видеть Лермонтова в свете. Это она дала мужу роман «Герой нашего времени» в дорогу при расставании в Эмсе, но вскоре получила письмо императора с резким отзывом. Александра Фёдоровна хлопотала перед императором за Лермонтова и после его дуэли с Барантом, но защитить опального поэта была уже не в силах.  

Были и те, чьё тепло и приветливость согревали его среди ледяного беспощадного света. 

С 1838 года поэт становится постоянным гостем салона Софи Карамзиной. Нет, он не был «ранен» умной, прекрасной, чувственной Софи. Лермонтов делился с ней своими творческими замыслами и бывал у Карамзиных не только по вечерам как посетитель их знаменитого салона, но запросто, по-домашнему в дневные часы. На доверчивую дружбу Лермонтова Софи отвечала чем-то более глубоким и горячим. Даже в путь с «милого севера в сторону южную» Лермонтов отправился прямо от Карамзиных. Здесь на вечере прощания он впервые говорил с Натали — вдовой Первого поэта России: 

«…Когда я только подумаю, как часто мы с вами здесь встречались! Сколько вечеров, проведённых здесь, в гостиной, но в разных углах! Я чуждался вас, малодушно поддаваясь враждебным влияниям. Я видел в Вас только холодную неприступную красавицу. Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощенье!» 

 Я верю: под одной звездою 

Мы с вами были рождены; 

 Мы шли дорогою одною, 

 Нас обманули те же сны. 

Эти строки написаны для Евдокии Ростопчиной, талантливой поэтессы, светской красавицы, двоюродной сестре Екатерины Сушковой. Но дороги у них оказались разными, и смерти им Господь Бог послал разные. Евдокия Ростопчина одной из последних пожала Лермонтову руку. Расставаясь, она подарила ему стихотворенье «На дорогу!» и успела шепнуть коротенькую, в одно дыхание, французскую фразу «Я Вас жду». 

Уже после смерти Лермонтова больная, умирающая от рака, она написала для Александра Дюма воспоминания о друге-поэте. Мемуары Ростопчиной были первой не только на Западе, но и в России биографией Лермонтова.