Повествование о минувшем, отразившем «память сердца и рассудка»: роман Ольги Форш «Сумасшедший корабль»

 

Об этом произведении спорят, им восхищаются, о нем говорят. Его называют последним романом Серебряного века и еще романом с ключом. Это «Сумасшедший корабль» Ольги Форш, опубликованный впервые в журнале «Звезда» и изданный отдельной книгой в далеком 1930 году. Роман вызвал шквал критики и надолго ушел в тень, а спустя многие десятилетия забвения вновь обрел жизнь в переизданиях.

 

«Последний роман Серебряного века»

В «последнем романе Серебряного века» Ольги Форш реализуется креативная функция памяти, воссоздающей подчас в фантасмагорической форме (проявившейся хотя бы в истории сестер-полек, содержащих кафе «Варшавянка», внезапно исчезнувших из Петрограда и вдруг появившихся в образе римских проституток, или в истории учительницы польской школы комсомолки Ядвиги, ее загадочной гибели и удивительной похожести на одну из «панн» из кафе) реальную историю обитателей петроградского Дома искусств в 20-е гг. XX в. Этот «сумасшедший корабль» плывет по «волнам» житейского «моря» не менее безумной действительности, представляя собой своеобразный (российский) вариант Касталии.  

Цитата из статьи Наталии Ананьевой «Полонизмы в русских историях жизни». 

 

Обложка книги «Сумасшедший корабль». Переиздание 2023 года, с предисловием филолога Олега Лекманова. издательство АСТ,  Редакция Елены Шубиной

 

«Сумасшедший корабль» считается одним из крупнейших литературных памятников быта первых лет революции. Это в буквальном смысле слепок эпохи, оставленный на память потомкам. В своеобразной стилистической манере автор воссоздает быт и атмосферу Дома искусств, называя его Сумасшедшим кораблем, плывущим по волнам-главам из прошлого в будущее. Форш написала о том, как жили художники и мыслители, утописты и философы, поэты и ученые в то сложное время, и написала так, что получилась необыкновенно счастливая книга:

Все жили в том доме, как на краю гибели. Надвигались со всех фронтов генералы, и голод стал доходить до предела. <…> От чувства непрочности и напряжения обычных будней уж не было, и сама жизнь стала вовсе не тем или иным накоплением фактов, а только искусством эти факты прожить.

И вместе с тем именно в эти годы, как на краю вулкана богатейшие виноградники, цвели люди своим лучшим цветом. Все были герои. Все были творцы. Кто создавал новые формы общественности, кто – книги, кто – целую школу, кто – из ломберного сукна сапоги.

Вообще говоря, Ольга Форш – довольно необычный персонаж в русской литературе ХХ века. Дочь и невестка двух известных царских генералов, двоюродная племянница Павла Флоренского, теософ, участница Вольфилы (Вольной философской ассоциации, практически все члены которой или эмигрировали, или были репрессированы). Все это, казалось бы, совершенно не располагало к карьере в советской литературе и вообще к выживанию в сталинское время. Однако Форш нашла себе относительно безопасную, но достойную и вполне почетную нишу – исторические романы и пьесы. Главным образом – о судьбах представителей русской демократической интеллигенции (Радищеве, декабристах и пр.). Их она и писала с 1920-х годов до конца своих дней. Она пережила всех сколько-нибудь значительных литераторов своего поколения и спокойно умерла в 1961 году в возрасте 88 лет, окруженная добродушным уважением: в воспоминаниях о Форш младших коллег встает образ умной и веселой бабушки. Книги ее издавались до конца советской власти, а потом были практически забыты, за исключением «Сумасшедшего корабля». Роман этот, разгромленный критикой и не переиздававшийся до перестройки, был эксцентричным загибом в ее писательской карьере, но пережил все остальные вещи Форш.

Фото Ольги Форш (1873–1961)

 

Великий перелом

20–30-е годы прошедшего столетия называют годами «великого перелома». К началу 20-х годов после войн и революций Россия оказалась в состоянии глубочайшего экономического кризиса. Это переломные годы в развитии ее истории и литературы, ознаменованные 1917 годом, вызвавшим стык двух поколений, двух культур: старой интеллигентской и новой пролетарской.

20-е годы ХХ века ознаменовали всплеск документально-мемуарной тенденции в развитии русской литературы. На читателя обрушился шквал биографий, воспоминаний, новые исследования 31 историко-документальной хроники, что явилось следствием эпохальных перемен в истории России, вызвавших стремление писателей – «свидетелей эпохи» зафиксировать происходящие изменения в сознании и культуре

Цитата из статьи Светланы Сорокиной «Жанр романа с ключом в русской литературе 20-х годов ХХ века». 

 

1920-е годы стали поворотными и в литературной деятельности автора. Ольга Форш приехала в Петроград и поселилась в бывшем доме Елисеева на Невском. Позже она вспоминала об этом времени:

Весь 1923 год я была поглощена Петропавловской крепостью. Я была просто одержима крепостью: ездила к ней ежедневно, впивая в себя чувством и мыслью все – еще не остывшее, не рассеянное новым, свежим воздухом революции. …Словно нравственным долгом стала для меня задача: воскресить и закрепить для будущего то, что русская история забыть не может и не должна.

Петроград и дом Елисеева на Невском, яркий образ которого предстает на страницах «Сумасшедшего корабля» стали для Ольги Форш отправной вехой от рассказов к историческим романам. Здесь сложился ее первый исторический роман «Одеты камнем».

С тех пор я уже безвыездно живу в Ленинграде, который стал богатейшим источником тем для всех моих исторических романов.

Алексей Можаев «Портрет Ольги Форш». 1957 год. Хранится в Историко-литературном музее, г. Пушкин

 

Этот город описан у Ольги Форш в прологе и эпилоге ее первого исторического романа, а сердце и его нервный центр – Дом искусств – стал местом действия «Сумасшедшего Корабля».

Дом с историей, дом с легендой, просто дом

Про этот дом говорили, что он елисаветинских времен, и чуть ли не Бирона. На всех современных фотографиях кажется, что именно от него, как от печки, идут все процессии. И редкий писатель, ткнув пальцем в то или другое окно, не скажет: «Здесь я жил и писал мой том первый».

Дом искусств (ДИСК) был создан в Петрограде в 1919 году по инициативе Максима Горького, Корнея Чуковского и других деятелей культуры. Его населяли писатели, поэты, художники; жили здесь и портные, часовых дел мастера, совслужащие, и огромный штат бывшей прислуги купца Елисеева, продолжавшая служить постояльцам Дома искусств. В мемуарной литературе «Дом искусств» описывался тысячу раз, но Корней Чуковский описал его в «тысяча первый»:

Дом искусств просуществовал около двух лет. Нaписaвшaя о нем целую повесть Ольгa Форш нaзвaлa его «Сумaсшедший корaбль». Этот корaбль не рaз натыкался нa подводные скaлы и в 1922 году зaтонул окончaтельно, едвa только Горький уехaл из России.

 

Дом на Невском, где до 1923 года размещался Дом искусств. Вид с Большой Морской ул. 1926 г.

 

По легенде, где-то в стенах этого дома был спрятан клад, и «В надежде найти это «Золото Рейна», после особо экзотической получки пайка, состоящего из листов лавра и душистого перца, обитатели дома с голодным блеском в глазах бросались выстукивать коридоры».

 

Смотрите фильм о доме Елисеевых на Невском: https://www.youtube.com/watch?v=oez73uvDMJY

 

«Роман с ключом»

Двадцатые годы были поиском новых форм, что нашло отражение в романе Ольги Форш «Сумасшедший корабль». В его сюжетную канву вплетены статьи автора, литературоведческие термины, цитаты, аллюзии, выводящие произведение за пределы традиционного жанра. Это и авантюрная любовная история, и в чем-то «шпионский роман», а где-то и мистический. Это и зарисовки авторских воспоминаний, и исторические экскурсы, и еще многое.

«Писатели начали писать в форме мемуаров то, что раньше вылилось бы у них в форму романа», – говорил о литературе 1920-1930-х годов литературовед Виктор Шкловский, увековеченный в новом произведении Ольги Форш, конечно, под вымышленным именем Жуканец, как того и требовала новая жанровая форма.

Приблизительным временем начала создания произведения можно считать 1928 год, год, указанный в дневниках Корнея Чуковского. Незадолго до этого Ольга Форш побывала в Европе, она встречалась там с Максимом Горьким, и этот «итальянский след» заиграл яркими красками в «Сумасшедшем корабле». Но главным для написания столь необычного произведения был факт – она сама была настоящим «обдиском» (так в шутку назывались все обитатели дома искусств), и жила в этой литературной и бытовой среде, соседствуя с людьми, о которых сохранила воспоминания.

Прошли годы, прежде чем Ольга Форш решилась переложить на бумагу свои воспоминания об этом периоде ее жизни, рассказывая о петроградском Доме искусств (ДИСКа) и его обитателях, приоткрывая завесу их частного и литературного быта в 1920-е годы. Произведение было опубликовано в 1930-м году, через 10 лет после описываемых в нем событий.

«Я старалась в форме сжатой и острой дать характеристику многих современников и показать преломление лет военного коммунизма в умах интеллигенции, которая недавно стала советской», – писала Ольга Форш в автобиографическом произведении «Дни моей жизни».

Но само повествование начинается с оговорки: «Пусть читатель не ищет здесь личностей: личностей нет. Обладая достаточным воображением, автор бесчинствует с персонажами по рецепту гоголевской “невесты”, дополняя одних другими, либо черты чуть намеченные в подлиннике, вытягивает ну просто в гротеск, либо рождает целиком новых граждан»

Тогда, после публикации «романа с ключом», читателю многое было понятно без объяснений и, наверное, проще было догадаться, о ком повествовала Ольга Форш. Теперь, когда прошло целое столетие, многое может ускользнуть от современного неподготовленного читателя. Но есть ключ, которым можно воспользоваться – расшифровка имен, с которой читать произведение будет еще интереснее, хотя и без этого ключа оно захватывает обилием рассказанных историй и происшествий.

Владимир Милашевский, крупнейший мастер отечественной графики первой половины XX века, напишет в книге своих воспоминаний «Вчера, позавчера…»:

Прошло полстолетия! Все стало историей, и не стоит беречь эти маски. Эти маски были иногда удачны, вызывали улыбку, иногда были натянуты и разочаровывали своей «приду манностью». Либин и Котихина – великолепно и очень «елочно»! Это художник Билибин и художница Щекатихина! Гоголенко – Зощенко, довольно ядовито, и, так сказать, удар насквозь! Михаил Слонимский – Копильский. Эльхен – поэт Нельдихен. Поэтесса Элан – последняя «Снежная маска» – Надежда Павлович. Красивый сосед – не узнаю. Ариоста – Мариэтта Шагинян. Акович – Аким Львович Волынский. Гаэтан – Блок. Микула – Клюев – ну какой уж там «Мику- ла»! Слишком «другое» народ вложил в этот образ! Еруслан – Горький, Инопланетный Гастролер – Андрей Белый. Поэт с лицом египетского писца – Гумилев!

Художник Милашевский – современник Ольги Форш, в Доме искусств они были соседями.

«Сумасшедший корабль», шарж Николая Радлова, конец 1920 – начало 1930-х гг.

Слева направо: Анна Ахматова, Николай Гумилев, Вл. Ходасевич, Вячеслав Шишков (?), Виктор Шкловский, Михаил Слонимский, Осип Мандельштам, Аким Волынский.

 

Литературные герои, реальные люди, и быт

Долива появляется в книге буквально на первой волне, и это не кто иной, как Ольга Форш, автор «Сумасшедшего корабля», и она же литературный герой собственной книги:

Прозаик Долива приветствовала освобождение женщины от кухни, деторождения и супружеских уз и клялась быть на страже, чтобы помочь своим сестрам нового пролетарского сознания не впасть в старое рабство.

Прозаик Долива варила похлебку…

Литераторы и художники не раз воссоздавали образ своей соседки по ДИСКу в своих произведениях.

Тот же художник Владимир Алексеевич Милашевский вспоминает в книге «Вчера, позавчера…», какой показалась ему Ольга Форш:

Было что-то в Ольге Форш от эпох, предшествовавших той, в которой мы жили. Так, какой-то налет… чего-то иного. Прическа, покрой платья, самое отношение к этому облику женщины было иное, чем это полагалось для прекрасного пола «конца самодержавия», «распутинщины» или «русского сезона в Париже»!

Художник упоминает и о бытовых условиях, в которых проживала его соседка:

Узкая комната Ольги Форш походила на ученический пенал. В конце – единственное окно. Через него видно красное здание. Когда зимой солнце освещало это замерзшее здание, оно посылало зловеще-красные лучи в мою комнату и комнату Форш. Красный отсвет как бы связался в нашей психике с теплом, с неким жаром, но красные лучи при морозе – злы, остервенелы и даже фантастичны! В этой нелепой комнате мог проживать герой Достоевского. В ней свершилось чудо! Из спеленутого, биологически еле-еле трепещущего серого комочка – кокона, вылетела бабочка с разноцветной окраской крыльев! Из женщины, спеленутой долгом жены, матери, вдруг родилась свободная писательница.

Осенью 1921 года Ольга Дмитриевна переехала в круглую комнату и перестала быть моей непосредственной соседкой. Эту комнату в центре нашего темного коридора, то есть в углу бумеранга, она описала дважды: в романе «Одеты камнем» – тут происходит свидание автора записок с Достоевским, и в своей капризной и острой книге «Сумасшедший корабль». <…> До переезда Ольги Дмитриевны в нее там жила художница Щекатихина-Потоцкая.

В своих мемуарах «Страницы жизни» один из «серапионов», Всеволод Рождественский, вспоминает о ней:

В стенах дома искусств, в его зимнем домашнем клубе, то есть в бывшей елисеевской кухне, довелось мне впервые увидеть Ольгу Дмитриевну Форш. <…> На людях она появлялась сравнительно редко и большую часть времени проводила у себя в комнате за рабочим столом. Писала она в то время один из своих первых исторических романов.

Отношения между поэтом и прозаиком оставались дружескими и после эмиграции Владислав Ходасевича.

На седьмой волне появляется Еруслан – Максим Горький. «Сейчас же заканчиваю «Сумасшедший корабль» (в «Звезде») 4, где вам, не посетуйте, отводится жилплощадь на целую главу», – пишет Ольга Форш в письме близко знакомому ей человеку и писателю, они познакомились в 1914–1915 годах, и с тех пор поддерживали дружескую творческую связь.

Скажем: основное свойство Еруслана – художник.

Это свойство художника принимать в себя, пронизываться природой объекта, сделало то, что он мог уже тогда, раньше всех, со всей искренностью чувствовать одновременно за «нас» и за «них» и с одинаковой силой защищать перед «нами» «их», а перед «ними» «нас».

Словом, когда вступило в силу правительство «е г о», он лег мостом между ими и нами.

Сейчас позабыли, но мы все прошли по нему.

Осенью двадцатого года его усилиями открыт был для нас Сумасшедший корабль, и Дом ученых, и многое еще…

Но не одному Максиму Горькому отводится в произведении глава-волна. На волнах других глав приходят к нам образы Александра Блока и Федора Соллогуба, они олицетворяют прошлое; образ Андрея Белого, который наряду с Горьким олицетворяют настоящее; Николая Клюева, символизирующего связь с землей, корнями, фольклорными истоками русской культуры. Они – главные в системе героев «романа с ключом».

Несколько особняком стоит фигура учителя Сохатого (это Евгений Замятин). Он является как бы посредником между уровнями произведения, а заодно – «лицом собирательным». С одной стороны, в его уста вложены авторские мысли, с другой – он как бы соединяет основную историю (события жизни ДИСКа) с отдельными частными историями.

 

«Надо заканчивать, и страшно»

Книги могут многое рассказать. Многое напомнить. А для кого-то стать настоящим открытием. Все это можно отнести к роману Ольги Форш «Сумасшедший корабль».

В 1930 году, когда Форш пишет «Сумасшедший корабль», еще не провозглашен соцреализм, но окончательно понятно, что воздух 1920-х иссякает, надо готовиться к новым временам. В отличие от многих своих младших коллег, друзей и знакомых, Форш могла описать этот конец без муки, гнева и пристрастия, не ломая себя, нащупать спасительную дистанцию. Глаза участника и наблюдателя она отдала историку. Одновременно с тем она явно понимала, что для взвешенной истории духовных поисков революционной эпохи сейчас не лучшее время. Поэтому беспристрастное зеркало здесь разбито на сотни осколков, место отчета занимают причудливые арабески. Задача книги уничтожается ее стилем – и здесь, конечно, есть изрядная тщета. Эта нота тщетности, блестящей напрасности письма в «Сумасшедшем корабле» отлично чувствуется, но она не делает его менее умной и тонкой книгой.