Разные грани одного сознания: «Братья Карамазовы» Федора Достоевского
«Братья Карамазовы» — итоговое произведение Достоевского, полностью увидевшее свет за два месяца до кончины писателя. За детективным сюжетом здесь скрываются главные вопросы мира. Порок противостоит святости, надрыв — кротости, а слезинка ребенка — власти сладострастия.
Совокупите все эти 4 характера — и вы получите, хоть уменьшенное в 1000-ю долю, изображение нашей современной действительности, нашей современной интеллигентной России.
Федор Достоевский
О чем этот роман
В завершающей части своего пятикнижия писатель намечает современному обществу выход из мировоззренческого тупика и полемизирует с язвами своего века: атеизмом, материализмом, утилитарной социалистической моралью, разложением семьи. Философский трактат в оболочке детективного романа об отцеубийстве был первоначально задуман как первая часть «Жития великого грешника» через соблазны приходящего к праведности. Три брата — Дмитрий, Иван и Алексей Карамазовы — спорят о вечных вопросах (есть ли бессмертие души; руководит ли человеком свободная воля или только законы природы; существует ли Бог, Творец?), параллельно разрешая любовные и денежные коллизии. «Если удастся, то сделаю дело хорошее: заставлю сознаться, что чистый, идеальный христианин — дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее и что христианство есть единственное убежище Русской Земли ото всех ее зол», — писал Достоевский своему редактору Николаю Любимову.
Федор Михайлович Достоевский (1821–1881)
«Великое пятикнижие» Достоевского — распространенное в литературоведении название его главных поздних романов, имеющих идейное и поэтико-структурное сходство: «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток» и, наконец, «Братья Карамазовы».
Как он написан
Основной сюжет романа, замешанный на нескольких пересекающихся любовных историях и денежных казусах, перемежается вставными, отдельными по существу произведениями. Это, в частности, шестая книга «Русский инок» с жизнеописанием и учением старца Зосимы; «поэма» Ивана Карамазова «Великий инквизитор»; «Кана Галилейская». Сюда же — вроде бы не имеющие отношения к сюжету исповеди и манифесты героев, например три «Исповеди горячего сердца» Мити Карамазова («В стихах», «В анекдотах» и, наконец, «Вверх пятами»). Течение сюжета постоянно прерывается богословскими диспутами, которые ведутся разными героями и в разных регистрах — в келье старца Зосимы, «За коньячком» — в издевательском тоне между стариком Карамазовым и Смердяковым, Алешей, Митей, Иваном и чертом.
Обложка книги
В романе исключительно важен фантастический элемент — ключевую роль играют сцены снов, разговор Ивана с чертом, видение Алеши. Реалистическим этот роман можно назвать скорее условно. Философ Михаил Бахтин объяснял «жизненно неправдоподобные и художественно неоправданные» сцены скандалов, которыми изобилуют романы Достоевского, и в частности «Братья Карамазовы», специфической «карнавальной» логикой художественного мира писателя. «Карнавализация… позволяет раздвинуть узкую сцену частной жизни определенной ограниченной эпохи до предельно универсальной и общечеловеческой мистерийной сцены», – пишет Бахтин.
Прототипы героев
Протипы были почти у всех. Брат писателя Андрей Достоевский в воспоминаниях рассказывает, что в деревне их отца жил прототип Лизаветы Смердящей — «дурочка Аграфена», которая «претерпела над собою насилие и сделалась матерью ребенка». Анна Достоевская свидетельствует, что отдельные черты Ивана Карамазова взяты писателем от философа Владимира Соловьева. Его учение о всеединстве, о государстве-церкви, о божественном предопределении истории резюмируется в романе устами Ивана (устно опровергающего этот комплекс идей, в написанной им статье о церковном суде парадоксальным образом поддерживающего). Соловьев обличал безбожную западную цивилизацию и верил, что «великое историческое призвание России… есть призвание религиозное». В начале 1878 года Достоевский посещал в Петербурге его лекции «О Богочеловечестве» и подружился с ним, — по словам жены писателя, их отношения напоминали отношения старца Зосимы и Алеши Карамазова.
Илья Глазунов «Алеша» (1983)
Но важнейший прототип, которому обязаны своим появлением «Братья Карамазовы», — товарищ Достоевского по омскому острогу, отставной подпоручик Дмитрий Ильинский, за отцеубийство приговоренный к двадцати годам каторжных работ. О нем писатель рассказывает в «Записках из Мертвого дома» (1860):
Он был из дворян, служил и был у своего шестидесятилетнего отца чем-то вроде блудного сына. Поведения он был совершенно беспутного, ввязался в долги. Отец ограничивал его, уговаривал; но у отца был дом, был хутор, подозревались деньги, и — сын убил его, жаждая наследства. Преступление было разыскано только через месяц. Сам убийца подал объявление в полицию, что отец его исчез неизвестно куда. Весь этот месяц он провел самым развратным образом. Наконец, в его отсутствие, полиция нашла тело. На дворе, во всю длину его, шла канавка для стока нечистот, прикрытая досками. Тело лежало в этой канавке. Оно было одето и убрано, седая голова была отрезана прочь, приставлена к туловищу, а под голову убийца подложил подушку. Он не сознался; был лишен дворянства, чина и сослан в работу на двадцать лет… Факты были до того ясны, что невозможно было не верить.
Несмотря на то что все улики и общественное мнение указывали на виновность Ильинского, сам он в преступлении не сознался, и Достоевский «не верил этому преступлению» по психологическим причинам. Как сообщал писатель во второй части «Записок из Мертвого дома» (1861), позднее невиновность Ильинского действительно «была обнаружена по суду, официально», и писатель никак не мог выбросить из головы эту историю жизни, смолоду загубленной таким ужасным образом. В 1874 году Достоевский набросал план произведения «Драма. В Тобольске…» о мнимом отцеубийце, осужденном без вины, и его младшем брате (который и оказался настоящим преступником); развитие свое она получила в истории Дмитрия Карамазова. Туда же, вероятно, перекочевали некоторые подробности следственного дела Ильинского — исследователи отмечают, что велось оно «крайне пристрастно. Показания, свидетельствующие против обвиняемого, принимались следователем на веру и в дальнейшем фигурировали как неопровержимые факты; все же показания Дмитрия внушали следствию сомнения».
Александр Семушин «Драка Дмитрия Карамазова с отцом и братьями»
Считается также, что определенные черты Дмитрия — любовь к кутежам, цыганам, бурные увлечения женщинами в сочетании с высокими романтическими порывами — были списаны с поэта и критика Аполлона Григорьева, с которым Достоевский близко сошелся в 1860-е годы.
Разные грани одного сознания
Достоевского не раз упрекали в неестественности создаваемых им положений и нереалистичности героев. Его романы кишат героями-двойниками, ведущими между собою споры или вторящими друг другу как эхо: не живыми, правдоподобными людьми, а экзальтированными «говорящими головами» — проводниками авторских идей. «Братья Карамазовы» не исключение. Например, «новый человек» Ракитин, пародийный либерал и прогрессист, отравляет неокрепший разум Коли Красоткина так же, как Иван растлевает ум Смердякова. Еще более сниженный двойник Ивана — Смердяков, презирающий русский народ за глупость и в карикатурном виде почитающий западную культуру.
Особенное место в этой игре отражений занимает, однако, Алеша Карамазов. С его фигурой связано два парадокса. Первый состоит в том, что формально он — главный герой, но на практике его роль чисто посредническая: собственная его история — потрясение от «провонявшего» старца Зосимы и роман с Лизой Хохлаковой — занимает в событийной канве мало места. Зато его ушами мы слышим Митину «исповедь горячего сердца», «надрыв» штабс-капитана Снегирева, «Легенду о Великом инквизиторе», сочиненную Иваном, поучения старца. Ему Грушенька рассказывает притчу о луковке, превращаясь на его глазах в кающуюся Марию Магдалину, притом что сам он остается бездеятелен и почти безгласен.
Борис Непомнящий «Грушенька» (2014)
Второй парадокс состоит в том, что Алеша назван Достоевским «великим грешником», хотя ничто в нем не заслуживает такой аттестации. Да и «чудаком», как характеризует его автор в предисловии, его — на фоне его беснующихся родственников — назвать трудно. И хотя «Братья Карамазовы» — только первая часть неосуществленной дилогии, но и во второй, если верить свидетельствам жены и друзей писателя, ничто, совершенное Алешей, не шло бы в сравнение с выходками его родственников. Однако если посмотреть на роман не как на произведение реалистическое, а как на своеобразную мистерию, в которой разные страсти человеческие оказываются олицетворены, все встает на свои места.
Литературовед Константин Мочульский полагал, что «Братья Карамазовы» — синтез творчества Достоевского и его исповедь, причем Дмитрий, Иван и Алеша воплощают три этапа духовного пути самого писателя: пылкий Дмитрий, декламирующий «Гимн к радости», воплощает романтический период жизни автора и воспоминание о годах каторги, Иван — «эпоху дружбы с Белинским и увлечения атеистическим социализмом», Алеша же — символический образ писателя в последние годы жизни, после духовного перерождения:
Писатель изображает трех братьев как духовное единство. Это — соборная личность в тройственной своей структуре: начало разума воплощается в Иване: он логик и рационалист, прирожденный скептик и отрицатель; начало чувства представлено Дмитрием: в нем «сладострастье насекомых» и вдохновение эроса; начало воли, осуществляющей себя в деятельной любви как идеал, намечено в Алеше. Братья связаны между собой узами крови, вырастают из одного родового корня: биологическая данность — карамазовская стихия — показана в отце Федоре Павловиче. Всякая человеческая личность несет в себе роковое раздвоение: у законных братьев Карамазовых есть незаконный брат Смердяков: он их воплощенный соблазн и олицетворенный грех.
Смердяков — орудие своих старших братьев, сознательно или несознательно желавших смерти отца. Они толкнули Смердякова на преступление: один — своей разлагающей мыслью, другой — разрушительной страстью, третий — бездействием. В определенном смысле историю четырех братьев можно прочитать как борьбу, происходящую в одном сознании, где Дмитрий — инстинкты, Иван — разум, Алексей — сердце, а Смердяков — что-то вроде подсознания. Михаил Бахтин, анализирующий «Братьев Карамазовых» совсем в другой логике, тем не менее пишет, что в диалогах со Смердяковым Иван постепенно с ужасом осознает собственные вытесненные мысли: «Смердяков и овладевает постепенно тем голосом Ивана, который тот сам от себя скрывает. Смердяков может управлять этим голосом именно потому, что сознание Ивана в эту сторону не глядит и не хочет глядеть. Он добивается наконец от Ивана нужного ему дела и слова» — и с удовлетворением резюмирует: «…С умным человеком и поговорить любопытно».
Илья Глазунов «Смердяков» (1982)
В результате этой борьбы инстинкты обузданы (Митя идет на каторгу), бездушный разум посрамлен (Иван сходит с ума), грех повержен (Смердяков накладывает на себя руки), а образ Божий, преодолевший скверные стороны и влекомый сердцем, в Алешином лице идет через искушения к праведности.
Что было дальше
Роман был воспринят во всем мире как духовное завещание Достоевского и повлияли на литературу XX века — таких писателей, как Франц Кафка, Джеймс Джойс, Франсуа Мориак, Томас Манн, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Джон Стейнбек. Известно, что «Карамазовы» были последней книгой, которую читал Лев Толстой. О влиянии романа на свою жизнь и взгляды говорили философы Людвиг Витгенштейн, Мартин Хайдеггер, Альберт Эйнштейн. Альбер Камю посвятил Ивану Карамазову много строк в эссе «Человек бунтующий». Зигмунд Фрейд, называвший «Братьев Карамазовых» «величайшим романом из всех, когда-либо написанных», написал статью «Достоевский и отцеубийство», в которой трактовал не только сюжет романа, но и биографию Достоевского в свете эдипова комплекса. «Братьев Карамазовых» до сих пор регулярно называют в числе своих любимых книг мировые знаменитости и политические лидеры.
Роман неоднократно инсценировался и экранизировался. Самые ранние театральные постановки запрещались цензурой, впервые поставить «Братьев Карамазовых» удалось в 1899 году, зато в следующем и особенно нынешнем веке спектаклей по роману было множество — вплоть до балета и рок-оперы. Среди экранизаций стоит назвать трехсерийную картину «Братья Карамазовы» (1968) Ивана Пырьева, Михаила Ульянова и Кирилла Лаврова (двое актеров досняли фильм после смерти Пырьева) и «Мальчиков» (1990), где в эпизоде снялся правнук Достоевского — Дмитрий (умер в сентябре 2024 года). Ранее была еще одна курьезная американская экранизация — The Brothers Karamazov (1958) с Юлом Бриннером в роли Мити. В финале Иван и Алеша, подкупив кого следует, устраивают побег Мити с Грушенькой за границу. В 2009 году вышел российский сериал «Братья Карамазовы», режиссером и продюсером которого выступил Юрий Мороз.
Кадр из сериала «Братья Карамазовы» (2008–2009). Режиссер Юрий Мороз